Молчать вечно!

   Был такой старый анекдот: «Все во имя Человека, все для блага Человека – и я чукча, видел того человека». Однажды мы также удостоились высокой заботы.
   В 1962 году к нам приехало какое-то большое начальство. Вереница черных «Волг» заехала прямо на «точку». Увидели женщин и детей:
   - А вы что здесь делаете?
   - Мы здесь живем.
   - Немедленно садитесь в машины, скоро будет взрыв!
   Посадили нас в «Волги» и понеслись на Берег – Курчатов. Уже подъезжали к городку, когда вспыхнуло зарево взрыва.
   Соседская девочка Наташа Кабанова упала на сиденье и закрыла лицо руками.
   - Что с тобой девочка?
   - Дяденьки, закрывайте лицо, а то осколками порежет!
   - Не бойся девочка, здесь уже неопасно.
   Высадили они нас возле гостиницы. На этом забота кончилась. Мы переночевали в гостинице, а утром пошли узнавать, как выбираться домой на «точку».
   Потом было еще много взрывов. Много раз мы стояли возле своих домов. Смотрели на горящее небо над площадкой Ш. Ждали, когда выбьет окна наших квартир. Слышали перекатывающийся скрипучий грохот ядерного взрыва. Больше нами никто не интересовался. Только иногда приезжали дозиметристы, молча проводили свои замеры. Да суровые чекисты напоминали о необходимости молчать вечно.
   Я не выполнил их наставлений. Две тысячи пятьсот семипалатинских Хиросим генералы и академики описывают в своих книгах как "научный подвиг" и "преодоление". Я рассказываю от имени простых людей, которые вынесли на себе эти подвиги.

Наша точка

   Пятый зенитно-ракетный дивизион Чаганского полка, а попросту "точка" - это место, где прошло мое детство. Мы прожили там с 1960 по 1968 годы. Дивизион располагался в тридцати километрах от города атомщиков. Тот в разное время и в разных ситуациях назывался Москва-400, Берег, Конечная, Семипалатинск-21, Курчатов.
   В восемнадцати километрах от нас находилась площадка Ш, а сразу за ней знаменитое Опытное Поле. На нем производили ядерные взрывы в атмосфере. До сих пор, после всей гласности и перестройки, никто не знает сколько раз там взрывали бомбы. Одни насчитывают 123, другие всего 116 взрывов. В любом случае их было много.
   Поставить дивизион в непосредственной близости от взрывных полей ядерного полигона было преступление. Да еще перед самой мощной в истории серии открытых ядерных взрывов. Тем более поселить туда женщин и детей. Наверное, в цивилизованной стране такое было бы невозможно. Но в нашей стране такие "чудеса" были не редкость. Поэтому факт остается фактом. Мы жили и отдыхали там, куда дозиметристы ходили в разведку.
   Жизнь сложилась – что было, то было. Прошлое все реже тревожило память. Не стал бы ни о чем рассказывать, если бы не нахамили чиновники, когда хотел узнать о льготах по Семипалатинскому полигону. Если бы не уходили молча ветераны, которые сумели выполнить на Полигоне свой долг.
   А еще виновата летняя поездка на Полигон. И зачем я собрался с друзьями в городок и на "точку"? Та жизнь неожиданно ворвалась в душу и встала во весь рост. Вернулся домой, а думать ни о чем не могу – перед глазами только городок, точка, служба, степь. На Полигоне я был мальчишкой, о многом не знал, о чем-то даже не догадывался. Написал, потому что кому-то это нужно было сделать. Может кто-то расскажет лучше. Слишком много народа прошло через Полигон. Слишком серьезные вещи там происходили...

   Главным местом на "точке" была стартовая позиция. Зенитно-ракетный комплекс С-75 по тем временам был современным и сильным оружием. Он "видел" вокруг на сотни километров, за десятки километров мог сбить любой самолет того времени. Кроме позиции, у нас было четыре четырех-квартирных жилых домика, казарма с солдатами, боксы для машин, хранилище ракет, КПП и несколько хозяйственных построек. Вокруг все было огорожено двухметровым забором из колючей проволоки.
   Население "точки" составляли примерно шестьдесят солдат, десять-двенадцать офицеров и полтора десятка гражданских жителей - жен и детей офицеров. Уклад жизни был простой. Военные несли боевое дежурство и обслуживали технику, а семьи ждали их дома. Вокруг на десятки километров была безлюдная степь: снежная морозная зимой и жаркая сухая летом.
   Жизнь взрослых была подчинена службе. Войска ПВО - войска постоянной готовности. Если где-то за сотни километров иностранный самолет шел в сторону границы, дивизион поднимался по тревоге. Выла сирена, посыльный барабанил в окно: "Товарищ лейтенант, готовность номер один!" Дежурства, учения, тревоги, выезды на полигон, регламентные работы - это занимало жизнь отцов почти без остатка. А мы были рядом, все это было фоном нашей жизни. Мы и играли в "тревогу". Нам казалось, что так и должно быть.
   До 1963 года "точку" била ударная волна ядерных взрывов. Наши домики выдерживали, а вот стекла во всех зданиях разлетались вдребезги. После начались регулярные землетрясения от подземных взрывов. Трясло основательно. Остаться во время землетрясения в помещении не смог бы и крутой смельчак.
   Вода на "точке" была привозная. Каждый день на Берег ходила машина-водовозка. Та же машина привозила двухколесный прицепчик с хлебом. Водой не разбрасывались. Все было по норме. Но чтобы полить деревца, воду находили всегда. Свет в домах был от дизеля. В 23 часа бытовой дизель выключали и света не было уже до утра. Частые взрывы, вой сирен по тревоге, жесткий климат, нехватка воды - все создавало свою атмосферу. Условия жизни были суровые.
   В выходной день иногда ездили на Берег в магазины. Сейчас они бы, конечно, не произвели впечатления. Но тогда это называлось "московское снабжение". Была даже тушенка и сгущенка! Иногда выбирались в цивилизацию - просто погулять по городу. На командирском "газике" и водовозке на Берег ежедневно возили детей в школу.
   Самым интересным местом на "точке", для нас ребятишек, была свалка. Это не то, что Вы подумали. Там стояли почти целые автомобили, много разной аппаратуры, мотки цветных проводов и другие богатства. Ракетный дивизион имел гусеничные тягачи и полигонное начальство просило помощи в вывозе техники с испытательных полей. Перед взрывом в степи строили многоэтажные дома, мосты, даже станции метро. Расставляли различную технику. Взрыв все это рушил и разбрасывал... Что-то было разбито полностью, что-то лишь слегка повреждено. О радиации нам подробно объяснили после Чернобыля, а тогда хозяйственные умельцы привозили на "точку" много всякого ценного добра: запчасти для машин, аккумуляторы, кабель и разные механизмы.
   Мы, мальчишки, плавили свинец. Надо было только разбить аккумулятор. Достать и выбить пластинки. А потом обычный костерок, пустая консервная банка, формочка в песке - и готовая отливка. Из проводков сплетали красивые разноцветные ремешки. Каленые ветровые стекла давали груду "бриллиантов". Фантазия у пацанов с таким обилием технических штучек не знает границ.
   Еще интересно было зайти на позицию. Стартовая позиция была рядышком. Иногда нас прогоняли, но чаще всего не обращали внимания. Наши отцы с солдатами возились с ракетами и пусковыми установками, а мы часами сидели где-нибудь на бруствере окопа и наблюдали за ними.
   В казарме мы тоже были своими людьми. Тогда солдаты служили по три года. Многие скучали по дому, по своим родным братишкам и сестренкам. С нами охотно разговаривали, угощали печеньем и конфетами. В казарме вечером по субботам крутили кино. Это было культурное мероприятие для всех жителей.
   Каждый год на "точке" садили арбузную бахчу. Садили "под каблук". Каблуком сапога надо ковырнуть землю, бросить туда семечко. Носком засыпать. Самое удивительное, что если вовремя прошел дождь - арбузов было полно. Если дождя не было, то ничего не вырастало. В 1962 году на нашей бахче случился большой урожай. Арбузов наросло видимо-невидимо. Надо было уже собирать. Но при очередном ядерном взрыве произошло ЧП. Облако взрыва, как обычно, не уплыло в дальние края, а прошло бурей над "точкой" и бахчой. Командование издало приказ - перепахать бахчу. Что и было выполнено. Но предварительно заботливо собрали все арбузы.
   Вообще отношение к радиации было простое. Знали, что она есть. Но раз командование не бьет тревогу, полигонное начальство спокойно, значит все в норме. Значит так и должно быть. Люди на "точке" были молодые. Запас здоровья и сил имелся у каждого. Радиация не имеет вкуса и цвета. В основном она вызывает обострение имеющихся болячек. У кого-то открылась язва, у кого-то стала идти носом кровь, кто-то на работе потерял сознание. Это связывали со множеством других причин, но не с главной. Уже гораздо позже я рассматривал фотографии родителей тех лет:
   - А ведь видно, что вы тогда были больные!
   - Да, наверное, только мы не знали этого.
   Явные болезни начинались позже. Часто уже вдали от ядерного полигона.

   Вокруг "точки" была бескрайняя казахстанская степь. Это только кажется, что степь однообразная. Я точно знаю, что это не так. У нас был мотоцикл с коляской, и мы объездили все окрестности вокруг «точки». Трудно сравнить с чем-то пение птиц и шум ветра на бескрайнем просторе, запах цветущих трав, голубое высокое небо и яркое степное солнце.
   Недалеко от нас было озерцо-болотце где жила семья аистов. Часто в небе кружили степные беркуты. Иногда попадались лисы и волки. На сопках вокруг были массивные выходы гранита и много камня-плитняка. Растительность – ковыль, кустарник таволга, степная полынь. После каждого дождика много шампиньонов. В низинках боярышник и шиповник. Осенью часто кажется – бежит стая волков. На самом деле в степи по ветру несутся перекати-поле.
   А степные озера: иногда издалека блестит как будто водная гладь – вблизи оказывается корочка соли, а под ней метр черной жирной грязи – какой мажут в санаториях. Редкое население оттуда было выселено из-за Полигона, и вся природа сохранялась почти в первозданном виде.
   Несколько раз видел степные пожары. От молнии или людской неосторожности загоралась трава. Огонь жадно хватал сухой ковыль и кустарник. Пламя волной расходилось в разные стороны. Ночью степь светилась огненными зарницами. Дивизион окружали полоской пашни, чтобы остановить огонь.
   Недалеко от нашей «точки» был старинный агатовый карьер. На вершине сопки когда-то вручную выкопали разрез примерно 3х5х10 метров. Там были целые россыпи красивых полупрозрачных камней – агатов. Карьер у прежних жителей был непростым местом. На сопках вокруг него стояли древние каменные бабы – памятники какой-то цивилизации. Под сопкой стоял остов старинной, еще где-то 1900 годов, машины. Он был весь изрешечен пулями. Какие драмы разыгрывались тут когда-то?

Зимняя ночь

   Мы поехали в отпуск. Не знаю как теперь, а раньше считалось,  что лучшее время отдыха младших офицеров - декабрь и январь. Вот в первых числах января 1965 года мы и поехали.
   Проводить отпуск на "точке" глупо, каждый день все равно будешь на службе. Надо выбраться на волю, на Большую Землю. Край Большой Земли находился в Семипалатинске. Сначала нужно было добраться до поезда. Поезд шел с Конечной через городок Чаган. До Берега-Курчатова добраться было проще, но там была строгая пропускная система, а на тот момент не подготовили какие-то списки. Поехали полевой дорогой до Чагана.
   Поезд уходил рано утром. Выехали мы еще ночью. Отец, мама, солдат-водитель и я, еще дошкольник. Обычная зимняя ночь – легкая поземка, звезды. На термометре -42°. Машина – легковой ГАЗ-69. Путь около 60 километров.
   Наши военные машины самые военные в мире. Рыча и дребезжа газик преодолевал снежные заносы.  Километров тридцать - сорок он держался бодро, а на очередном перемете вдруг чихнул и заглох. Отец с водителем недолго покопались в моторе и сказали, что сделать ничего нельзя, сливаем воду. Ветерок быстро выдул из машины остатки тепла, и я тут же заявил, что замерз. «Папа что-нибудь придумает» - сказала мне мама.
   Как понимаю сейчас, возможности для придумывания были очень ограничены. Казахстанская степь не украинская. Вокруг ни жилья, ни леса с кустарником и на сорокаградусном морозе долго не продержаться. Нужно либо жилье, либо огонь. Не очень далеко от нас были какие-то огоньки. Отец сказал: «Туда нельзя. Атомное хранилище летчиков. Охрана стреляет без предупреждения».
   Выход все равно нашли. Где-то недалеко от нас был геознак: несколько толстых бревен, сбитые скобами. Отец с солдатом руками разломали его и принесли бревна. Бревна облили бензином и подожгли. К тому времени мы уже настолько задубели – ног я не чувствовал. Помню, вытащил ногу из ботинка, сунул ее в костер. Носок от огня расползается, а тепла нет. Но постепенно костер заполыхал, пошел жар. Мы танцевали и прыгали возле огня, как какие-то туземцы-островитяне. Продержаться надо было до утра. Действовал закон: если не отзвонились со станции, утром по следу пойдет гусеничный тягач.
   Рассвело. Догорел костер. Там где были огоньки, стали видны какие-то приземистые строения. Возле них так никто и не появился. Пришел тягач. Мы забрались в теплую кабину. Машину зацепили – она промерзла настолько, что колеса не крутились. Всю дорогу обратно ее тащили волоком.
   Обгорелые, грязные, закопченные путешественники вернулись домой. Весь день мы отсыпались и приводили себя в порядок. Машину ремонтировали. А ночью снова поехали в отпуск. Но уже благополучно.

Бык

   В Советской Армии важная часть боевой подготовки состояла в организации подсобных хозяйств. Молодого парня призывали в армию – Священный Долг Защиты Родины. Везли за тысячи километров от дома, записывали в документах его военную специальность – дизелиста или номера расчета пусковой установки. А служил он, как и в родном колхозе, на свинарнике или в коровнике.
   У нас на «точке» подсобное хозяйство состояло из стада коров. Главенствовал в этом стаде большой белый бык. Бык и правда, был красавец – как бизон в фильмах про индейцев.
   Обычно стадо паслось за колючей проволокой, которой была огорожена «точка». Но однажды бык решил расширить свои владения и зашел на жилую территорию. Возле наших домиков были крохотные огородики – вода на «точке» привозная и вырастить пучок укропа или свою морковку – настоящий шик. Этой морковкой бык и начал лакомиться.
   Капитан, дежурный по дивизиону, увидев такое безобразие, позвал солдата:
   - Немедленно выгони это животное!
   - Товарищ капитан, я боюсь!
   - Да ты что, в войну твои ровесники на танк с гранатой ходили!
   Взял дежурный какой-то прутик и пошел выгонять быка сам. Он кричал на быка и хлестал его по бокам. Тот, видимо, не привык к такому отношению, да еще имел большое собственное достоинство. Кончилось тем, что бык развернулся и пошел на капитана.
   Дежурный сначала пятился, а потом стал убегать. Мы, ребятишки, забежали на веранду дома и смотрели во все глаза. Бык догнал капитана возле сараев и прижал к стене. Солдат, видя, что командира и вправду убивают, схватил какой-то прут и отогнал быка. Капитан сполз на землю и лежал без движения. Он остался жив, но потом долго лечился в госпитале.
   Быка решили застрелить. Двое офицеров взяли пистолет ТТ и пошли к быку. Они подошли к нему на несколько шагов и высадили всю обойму прямо в лоб. Пока стреляли, бык стоял упершись, когда патроны кончились - бычина попер на них. Как они бежали! Это надо было видеть. Колючую проволоку высотой два метра стрелки перемахнули одним рывком.
   Ситуация стала нешуточная. Бык ревел и рыл землю. Женщины и дети попрятались в домиках. Военным стало не до проведения боевой и политической подготовки. Тогда взяли карабин. С карабином подобрались поближе к быку и выстрелили также в лоб. Сила удара швырнула быка на землю. И сразу все кончилось. Когда свежевали тушу – удивлялись. Все пистолетные пули застряли в лобной кости, а карабинная пробила лоб, прошла все туловище вдоль и ушла навылет.

Вредный мышонок

   Отец прослужил в армии 32 года. Закончил службу уже в Монголии. После выхода на пенсию мои родители вернулись в Семипалатинск и прожили там много лет. Только в 2003 году перебрались к нам в Россию.
   В Казахстане, в Семипалатинске, отец и мама считались пострадавшими от ядерных испытаний. Как же иначе? Проживание в зоне максимального и чрезвычайного радиационного риска более двадцати лет. Получали они помощь на лечение и какую-то поддержку.
   Когда закончили переезд, взяли свои казахстанские полигонные удостоверения и пошли в местную администрацию, - обменять их на российские. Но не тут-то было. Чиновница накричала на них: "Что вы здесь мне казахские бумажки суете! Я вам русским языком говорю - в Казахстане было всего два вредных дня и несколько поселков. Что за тупой народ! Выйдите, не мешайте работать!"
   К слову сказать, по России список пострадавших населенных пунктов шире, но интереснее. В Рубцовске граница пострадавшей зоны идет вдоль улицы. Четные дома пострадавшие, нечетные нет. Сыпало на всех сорок лет, а надо же - как чиновники точно подсчитали!
   В МЧС нам также отказали: "В настоящее время изучено влияние только двух ядерных взрывов. Работа продолжается. Узнавайте, о результатах будет сообщено". Смешно - за полвека изучили два взрыва. Остальные изучат, наверное, только к концу третьего тысячелетия.
   Мои школьные товарищи прислали материалы выигранных судов. Мои одноклассники в Москве и Питере добились положенных льгот. С этими материалами мы обратились в местный суд. Опять отказ - оказывается, решения московских и питерских судов не являются прецедентом для Сибирского региона. Снова смешно - Москва и Сибирь это разные государства? Местный суд отказал нам только на основании ответа МЧС.
   Я решил добиться справедливости и дошел до областного суда. Важные областные судьи спрашивают:
   - Какие законы в отношении Вас нарушены?
   - Я не знаю законов, но моя мама официально признана инвалидом вследствие испытаний ядерного оружия на Семипалатинском полигоне. Получается, в нашей стране можно получить инвалидность от испытаний ядерного оружия на ядерном полигоне и при этом не быть пострадавшим от ядерного полигона? И еще, есть конвенция о взаимном признании документов в странах СНГ. Эта конвенция подписана президентом России. Наша семья признана пострадавшими в Казахстане. Почему мы должны что-то доказывать здесь?
   - Мы все понимаем. Подождите решение.
   Вызвали, зачитали вердикт областного суда: ОТКАЗАТЬ.
   По моему настоянию, обратились родители и в Подразделения особого риска. Отцу отказали сразу: "Ваша часть не подчинялась полигону". Мама работала в Секторе в/ч 52605 - в самом сердце полигона. Ей тоже отказали. Объяснили: "Вы непосредственно не работали с ядерным зарядом".
   После этого мои родители наотрез отказались кому-то что-либо доказывать. Здоровье дороже.

   По поводу нашего прошлого мне довелось общаться с двумя людьми. Первый человек - это Самат Габдрасилович Смагулов. Он бывший начальник радиационной разведки Семипалатинского полигона. Затем директор Института радиологии, член МАГАТЭ - Международного агенства по атомной энергии. Вобщем человек компетентный. Мы с ним общались. Однажды я поинтересовался:
   - Какую дозу облучения мы получили на Точке и в Чагане?
   - По всей видимости, вы получили смертельную дозу облучения. Но не одномоментно, а в течение 20 лет.
   Второй человек, с которым я говорил, это академик Cкpинский - директор Института ядерной физики. Мы выполняли для него работу и он приходил поинтересоваться ходом выполнения заказа. Я воспользовался случаем, рассказал ему свою историю и спросил:
   - Что мы делали у эпицентров ядерных взрывов?
   - Видите ли, влияние радиации на биологические объекты хорошо не изучено. Вам просто позволили находиться там, чтобы посмотреть что будет. Но Вы, молодой человек, не расстраивайтесь. Не так давно Институт ядерной физики совместно с Институтом генетики проводили эксперимент: партию мышей длительное время облучали небольшими дозами радиации. Слабые и больные скоро умерли, а сильные выжили и дали потомство. Это потомство оказалось гораздо более жизнестойким, чем обычно.

   С тех пор я поднимаю свой бокал за Вредного Мышонка, который оказался сильнее, чем думали наши мудрецы. Пусть это поддержит моих земляков-семипалатинцев, чернобыльцев и маяковцев. Всех людей, силой и здоровьем которых воспользовалось, а потом бросило родное Государство.

Наша точка
Городок Чаган
Далекая площадка
Военные рассказы
Взгляд на жизнь
Семипалатинск - город на Иртыше
Беловодье
Остров
Я надеюсь
Серебряные рюмочки
Казахстан и Россия
Старая тетрадь
Мозаика